Хендрик Гольциус. Портрет Яна Говертсена ван дер Аэра, коллекционера из Харлема. 1603. Масло, холст. 107, 5 × 82,7 см

Юдит Лейстер. Автопортрет. 1630. Масло, холст. 72, 3 × 65,3 см

Голландская живопись XVII века — одна из величайших традиций искусства в Европе: необычайно плодовитая, изобретательная, занимательная и глубокая. Она открыла новую эру в европейской политике и в экономической жизни. Республика Соединенных провинций была образована после того, как в 1580-х годах северные провинции Нидерландов заявили о независимости от испанских Габсбургов. В ходе долгой и ожесточенной борьбы протестантский север отделился от католического юга, и примерно в 1600 году новообразованное северное государство начало утверждать свою особую идентичность через культуру преуспевающих городов, управляемых гражданами, — культуру, образ которой был задан живописью, полагающейся на наблюдение за мирской жизнью и создаваемой ради материальных благ, а не во славу Божию.

Богатство республики обеспечивалось Голландской Ост-Индской компанией, изначально основанной для торговли с Индией Моголов, но вскоре компания стала посылать свои корабли даже в Японию и Индонезию, ревностно оспаривая у португальцев и англичан контроль над прибыльной торговлей. Торговцы, как и иезуитские миссионеры, привозили из далеких стран разные диковинки [400] . Первый фарфор из Цзиндэчжэня — китайского города, который славился своей керамикой, — прибыл на захваченных португальских торговых судах в голландский порт Мидделбург в 1602 году. Голландцы называли фарфор «kraakporselein» — возможно, по названию доставивших его португальских кораблей, караков, или потому, что фарфор легко разбить («kraken» — по-голландски «разбивать»). Керамика и лакированные шкатулки и предметы мебели из Японии, серебряные изделия из Батавии (нынешняя Джакарта), голландской колонии в Индонезии, резные украшения из слоновой кости с острова Цейлон, а также ткани из южной части Индии входили в число предметов роскоши, как, впрочем, и огромное количество разнообразных пряностей и экзотических раковин из Индийского и Тихого океанов, привозимых в ящиках на торговых судах [401] .

Эти заморские чудеса подпитывали воображение художников и появлялись на их картинах: то ковер на столе, то ваза для цветов, то морская раковина в натюрморте. Их разнообразие казалось бесконечным, как и разнообразие самих живописных полотен, — художники не поспевали за растущими потребностями новоявленного класса богатых купцов, которые завешивали стены своих домов картинами, что привело к настоящему буму на произведения искусства. Художники, разумеется, были только рады услужить, идя навстречу спросу и предлагая всё более изобретательные сюжеты и жанры [402] .

Наслаждение само по себе стало темой живописи. Автопортрет Юдит Лейстер, написанный, когда ей было едва за двадцать, на котором она, сидя за мольбертом, пишет развеселого музыканта, передает всю беззаботность, неподдельную радость, какой наполнена эта сцена. Откинувшись на спинку кресла, она приветливо смотрит на нас, как бы приглашая, без всякого высокомерия, полюбоваться своей неоконченной еще работой — беспечной свободой уличного скрипача, возможно, символа ее собственного наслаждения творческой жизнью художника [403] . Она подписывала свои картины монограммой «JL» и падающей звездой, обыгрывая свою фамилию: по-голландски «leidstar» — «путеводная звезда», то есть полярная.

Судя по стилю живописных работ Лейстер, она, возможно, училась в своем родном городе Харлеме у художника Франса Халса. Нет сомнений, что она восхищалась свободным энергичным мазком Халса, которому подражали многие, в том числе и муж Лейстер, Ян Минсе Моленар. Привлекал последователей и оптимизм Франса Халса — нигде в живописи вы не встретите таких искренних улыбок и смеха. Если Рогир ван дер Вейден впервые правдоподобно изобразил слезу, то Халс двести лет спустя впервые написал широкую, задорную улыбку. Для ранних нидерландских художников слеза символизировала святость. Для Лейстер, Халса и других художников Харлема смеющиеся и улыбающиеся лица были символами другого, более земного мира — мира свободы и полноты жизни.

И всё же было бы несправедливо утверждать, что художники, работавшие в Харлеме, или Амстердаме, или в любом другом голландском городе, были нравственно равнодушны. Церкви также уделялось внимание. Художник Ян Стен (впоследствии ставший зятем Яна ван Гойена) из города Лейдена был большим проповедником нравственности в своих картинах, хотя его сценки часто имели фривольный контекст. Один из любимых сюжетов Стена: к женщине, страдающей от таинственного недуга, приходит подозрительно франтоватый доктор. В одном случае доктор щупает ей пульс, осуществляя свое шарлатанское лечение (часы с кукушкой на стене за его спиной намекают на квалификацию этого врача), однако улыбка на лице женщины и блеск в ее глазах говорят о том, что ее болезнь, возможно, имеет совсем иную природу. Над ее головой на стене висит пузатая лютня — женщина беременна от своего любовника.

Нагромождение анекдотических деталей и любовь Стена к крестьянской жизни, к буйным сценам в таверне, пьяным парочкам и изобретательным любовникам напоминает нам картины Питера Брейгеля из предыдущего столетия. Как и у Брейгеля, у Стена мораль служит в основном для отвода глаз: его цель не наставить, а скорее развлечь. Единственное, чему учит живопись Стена: слишком много удовольствий — не так уж и плохо.

Стен славился изображением земных утех, Лейстер и Халс — заразительным смехом, ван Гойен — туманными монохромными пейзажами. Каждый голландский художник чем-нибудь прославился. Это была не только эпоха свободы, но и эпоха специализации: чтобы заработать, каждый стремился занять свою нишу на рынке искусства — будь то сценки в таверне, или экзотические цветы, или конькобежцы на льду, или ночные пейзажи, или виды с высоты птичьего полета, или групповые портреты в особом освещении. Художники мечтали сравниться в достатке со своими богатейшими клиентами, жить в роскоши и почете, что в эту новую эру капитализма им могло дать лишь богатство.

Особенно было выгодно создавать новые жанры. Уроженец Антверпена, художник Амброзиус Босхарт после своего переезда в 1590-х годах на север, в Мидделбург, куда он, как и многие протестанты, бежал от преследований, по сути, изобрел жанр цветочной живописи. Его тщательно скомпонованные, симметричные букеты цветов, часто стоящие в китайских фарфоровых вазах, изображались на темном фоне или в обрамлении арки из простого камня. Цветы написаны с такой скрупулезной точностью, что могут служить иллюстрациями к книге по ботанике. Босхарт выучил своему ремеслу сыновей и шурина, Балтазара ван дер Аста, так что цветочные натюрморты высочайшего качества (и цены) прочно связались с фамилией Босхарт.

Ян Стен. Больная. 1663–1666. Масло, холст. 76 × 63,5 см

Однако был один художник, который сумел подняться над рыночной специализацией, он писал картины любых масштабов и на любые темы, а также сделал необычайно популярным новый жанр — автопортрет (хотя в те времена этот жанр так не назывался: термин вошел в употребление лишь несколько веков спустя). Созданные им картины человеческой жизни превосходили любые другие по степени проникновения в чувства и эмоции, присущие нам, особенно когда мы становимся старше. Как и его предшественник, Альбрехт Дюрер, он сочетал глубокое исследование жизни с помощью живописи со страстной приверженностью гравюре. То, что Дюрер совершил в области ксилографии, Рембрандт совершил в области офорта, обогатив технику новыми приемами, которые значительно расширили ее выразительные возможности, в том числе создавал живописные эффекты при самом процессе печатания.