К тому времени сам Рим уже стал христианской империей и новым источником власти и веры, который оставит глубокий след в истории изобразительного искусства. Как когда-то римляне преобразовали греческий мир, теперь новый христианский мир преобразовал Рим. В начале VII века Пантеон Адриана, стоящий посреди разрушающихся зданий имперской славы и несущий на своем фронтоне надпись, напоминающую о золотом веке Августа, — этот величественный портал, который когда-то вел в храм богов, приплывших из Афин в Рим на корабле Энея, — был превращен в христианскую церковь.
Бронзовое зеркало из Десборо. Около 50. 35 × 25,8 см
Глава 7. Страдание и желание
Когда в Средиземноморье Рим лишь начал набирать силу, примерно в V–IV веках до нашей эры далеко на востоке, в предгорьях Гималаев, молодой принц небольшого государства переосмыслил жизнь. Отвергнув богатство и роскошь царского дома, где он вырос, Сиддхартха Гаутама выбрал суровый путь бедности и медитации. Однажды, сидя под священным фиговым деревом, он наконец достиг состояния просветления, или нирваны, и отправился проповедовать о своем открытии. Он стал известен под именем Будда, что значит «Пробудившийся», и у него было много последователей, монахов и проповедников, которые слушали его учение, или дхарму, и распространяли его слова. Желание — источник страдания, как говорил Сиддхартха, и, отказавшись от желаний, мы как можем приближаемся к совершенному познанию самих себя, или просветлению.
Колонна Ашоки с эдиктом. Лаурия Нандангарх, Бихар. 243 до н. э. Фотография около 1860
В течение первых ста лет после смерти Сиддхартхи всё, что требовалось последователю его учения, — это место для медитации, простое платье и миска для еды. Это была строгая доктрина, которая рассматривала физический мир как иллюзию, поэтому первые приверженцы буддизма, медитируя, закрывали глаза. Образы им были не нужны, так как только множили эту иллюзию.
Однако примерно через два столетия после смерти Сиддхартхи буддизм обрел новую жизнь, практически переродился. Его приверженцем стал царь Ашока, правивший большой территорией — империей Маурьев, — куда входила бо́льшая часть современной Индии. Надписи на скалах и колоннах, расставленных по всей империи Маурьев, повествуют об обращении Ашоки в буддизм вслед за его раскаянием в кровавой резне во время одной из военных кампаний. Именно раскаяние, память о проявленной жестокости и стремление к самосовершенствованию стали источниками одной из величайших изобразительных традиций в Азии.
Одна из самых известных колонн Ашоки, от которой до нас дошли лишь фрагменты, стояла в Сарнатхе, на территории современного штата Уттар-Прадеш, в оленьем парке, где Будда прочел свою первую проповедь. Колонна, не имеющая никакой базы, вырастает прямо из земли, словно дерево. На вершине гордо восседают четыре льва, а под каждым из них изображено буддистское Колесо Учения, дхармачакра, распространяя послание дхармы на все окрестности [106] . Подобные колонны украшались драгоценными металлами, так что китайский путешественник Фа Сянь, увидев несколько столетий спустя такой столб, описал изображения Будды на нем как «сияющие изнутри и излучающие свет», как будто из глаз львов, расположенных в центре Колеса Учения, исходят лучи [107] .
«Львиная капитель» колонны Ашоки. Около 250 до н. э. Песчаник. Высота 215 см
На поверхности колонны были высечены буддийские эдикты царя Ашоки, включавшие в себя одно из древнейших высказываний в защиту животных. Царь Маурьев отказался от охоты и заявил, что определенных животных убивать запрещено, изменив тем самым отношение человека к животному миру, которое преобладало на протяжении десятков тысяч лет. Это древнейшее известное нам свидетельство заботы человека о животных: эти же взгляды разделяли и последователи джайнизма, другого крупного вероучения в Индии. Скульптуры, созданные джайнскими скульпторами, изображали фигуры в йогической позе кайотсарга («забвение тела») — человек стоит прямо и неподвижно, опустив руки, то есть в соответствии с джайнской заповедью ненасилия в отношении любых живых существ, чтобы ни на кого не наступить или случайно не раздавить насекомое. В неподвижности тело становится единым целым с природой, оставляя всякие попытки властвовать или подчинять; лесные лианы опутывают его члены, а птицы вьют гнезда в волосах.
Ашока также оставил после себя первые изображения Будды, хотя сначала это были лишь символы присутствия Пробужденного, а не человеческие образы. На санскрите они называются «авьяктамурти», что приблизительно означает «образы, не имеющие образа». Наряду с дхармачакрой проявлениями Сиддхартхи Гаутамы были также пылающий столб, пустой трон под Деревом Бодхи (это название священного фигового дерева, под которым Сиддхартха достиг нирваны), отпечаток ноги (будда-пада), или просто пустое место. Все эти зачастую загадочные, таинственные символы были продолжением старых традиций безо́бразного представления. Они были связанны с брахманизмом и древним знанием, зашифрованным в писаниях на санскрите — так называемых Ведах, первой из которых стала Ригведа, собрание гимнов в честь богов. В Ведах упоминаются огненные алтари, из которых возносились столбы, символизирующие деревья, тянущиеся к небесам, предшественники колонн Ашоки. Именно из этих писаний и сопровождающих их ритуалов возник символический мир ведического периода, в котором зародилась индуистская религия.
Тот же символизм, только в большем масштабе, повторяется в первых буддистских гробницах-реликвариях, ступах — полусферических сооружениях из кирпича и камня, чья форма восходит к гораздо более древним погребальным холмам, на вершине которых устанавливалась макушка, напоминающая зонтик, — чатра [108] . Паломники и проезжающие торговцы могли почтить реликвии, находящиеся внутри ступы, обходя ее кругом по часовой стрелке, — войти внутрь было нельзя. Ашока приказал разделить останки Будды, которые уже хранились в восьми ступах, среди большего количества ступ, которые строились по всей империи Маурьев, и хотя реликвии вскоре закончились, ступы продолжали строить, а вместе с ними росло и количество украшающих их рельефов.
Истории, рассказываемые в этих резных картинах, называются джатаки: это притчи о жизни Будды и его предыдущих воплощениях. Одна из самых ранних ступ, находящаяся на вершине холма Санчи в Мадхья-Прадеше, использует «образы, не имеющие образа» для обозначения Будды. Многофигурные рельефы на ограде ступы содержат сцену, как Сиддхартха ночью покидает свой дворец верхом на коне, отправляясь на поиски просветления, однако изображены лишь конь без всадника и зонтик над пустым седлом. Эту сцену окружают соблазнительные женские фигуры, которые могут показаться неуместными на ступе отшельника. Это якшини, древние природные духи, которых традиционно изображали на вертикально стоящих камнях вдоль лесных троп и полевых дорог. Изначально это были грубо вытесанные образы, приносящие утешение и радость в пути, прямые стражи, похожие на «скульптуры Дедала», вырезаемые на островах Эгейского моря. И всё же ни одно произведение западного искусства не выражало наслаждение природой и вожделение так, как духи Древней Индии, пляшущие у буддистских ступ и напоминающие о той земной жизни, которую следует отвергнуть.
Большая ступа в Санчи. III–I в. до н. э.